Вечное Синее. Александр Мортаев

По общему билету в музей (250 рублей, льготный 150)

0+

Выставка красноярского художника Александра Мортаева «Вечное Синее» – это попытка художника различить в повседневности архаические глубинные структуры, которые скрываются и молчат под поверхностью «базарного гула» на окраине сибирского «пост-индустриального» поселения.

В географии этого художественного исследования – две локации: Горная Шория (Кемеровская область) и красноярский рынок «КрасТЭЦ». Они связаны через драму родовой памяти потомка кочевой культуры. В первом случае – это историческая Родина художника, во втором – это город, где он сегодня живет.

Художник рефлексирует свою этническую принадлежность к шорцам – небольшому тюркоязычному народу на севере Алтая. Через пристальное вглядывание в банальную поверхность рыночной палатки художник старается распознать «Вечное Синее Небо» – высшее божественное начало для всех тюрко-монголов Центральной Азии.

Экскурсия с художником по выставке:

Художник как будто выключает свет, растворяя географические, этнические, временные и культурные границы. И рассматривает «грандиозную тишину сна», ночной рынок, бессознательное длинных дорог и городских окраин, высвечивает внутренний космос вещей, помещает предметы в особое метафизическое пространство. В шевелении ткани проступает лицо, сквозь черноту летит космический мусор, предметы вынесены из дома – в пустоту. После ночи у него наступает белый-белый день, но даже при свете все скрывается под покровами.

Куратор выставки: Сергей Ковалевский

Кураторский текст:

«Вечное Синее»

В ментальной географии представленного художественного исследования можно выделить две отправные локации: таежный район Горная Шория и красноярский рынок «КрасТЭЦ». Автор проекта связывает обе территории друг с другом через драму родовой памяти потомка кочевой культуры. В первом случае – это историческая родина Александра Мортаева, во втором – это город, где он сегодня живет.

Погружаясь в повседневность, автор стремится различить архаические глубинные структуры, скрывающиеся и молчащие под поверхностью базарного гула на окраине сибирского «пост-индустриального» поселения.

Через пристальное вглядывание в банальную синтетическую поверхность рыночной палатки художник старается распознать «Вечное Синее Небо» –высшее божественное начало для всех тюрко-монголов Центральной Азии.

На этом дальнем горизонте, который граничит с «синевой иных начал», Александр Мортаев и рефлектирует свою этническую принадлежность к шорцам – небольшому тюркоязычному народу на севере Алтая. Однако столь существенная для автора этно-культурная идентика проявляется в проекте неявно, без поверхностного этнографизма. Его «достижение истока» совершается на универсально-отстраненном визуальном языке.

При этом фотографическая нейтральность, гиперреализм изображения оттеняют какую-то грандиозную тишину «сна». Так, смотря на композицию «Светоцвет», вдруг вспоминаешь центральную мизансцену фильма «Кладбище великолепия» тайского «космополита» Вирасетакула, где в летаргической палате солдатского госпиталя вибрирует подобный суггестивный аффект. Там цветные переливы ночных светильников-«антенн» словно выуживают из глубины коллективного сна драгоценную интонацию «мифической» сердечной нежности, что растворяет географические, этнические, временные и культурные границы.

Ночной рынок – тоже сновидческая реальность, в которой приоткрывается бессознательное длинных дорог и городских окраин.

Очевидно, сегодня продвигаться к сакральному измерению можно только в апофатической, «негативной», «обскурантистской» стратегии. Художник как бы «выключает свет» – чтобы уловить остаточную «реликтовую» флуоресценцию вещи из внутреннего космоса. (Возможно, это и космос общечеловеческой памяти).

В своей «затемняющей» графике Мортаев – то ли «археолог неба», «очищающий от земли» артефакты иных миров, то ли «астроном повседневности», захватывающий глубинным взглядом смутные объекты желания.

Он помещает предметы в особое метафизическое пространство. Феноменолог Мерло-Понти называлось это состояние «пространственность без вещей»:

«Именно это происходит ночью. Ночь не является объектом передо мной, она меня окутывает, пронизывает все мои ощущения, душит мои воспоминания, почти стирает мою личную идентичность. … она касается меня как таковая, а ее единство – это мистическое единство манны. Даже крики или далекий свет обитают в ней как-то расплывчато. Она живет вся целиком, это чистая глубина без плоскостей, без поверхностей, без расстояния, отделяющего ее от меня. … именно в сердцевине ночного пространства я с ним и соединяюсь». Стратегия ночного видения развертывается – «чтобы добраться до сердца вещей, превращая себя в мир, а вещи – в плоть».

Многое на рисунках Мортаева упаковано, завернуто, запеленато. В серии «Полог» сквозь складчатость попоны ощущается шевеление «синей куколки», из которой рождается-просыпается неизвестная телесность.

В складках ткани можно увидеть и лицо. Особо изощренный глаз способен выглядеть в далекой голубизне проекта сугубо западный след от «Девушки с жемчужной серёжкой» Вермеера. В синеве ее тюрбана определенно сквозит не растворяемая в темноте времени вечность.

Через анфиладу черных квадратов летит, вращаясь скалистым астероидом, комок «космического сора» – донося холодное послание звездного неба.

Хотя вслед за глубокой ночью и наступает белый-белый день, он также абстрагирует – засвечивает или затуманивает, положение вещей. Заряженные космо-номадическим синдромом предметы выносит из дома в пустоту. Прикрытые черными и голубыми покровами они не расстаются с тайной даже при свете дня.